67 ответов в теме

[Dmitri iz Narva]

Здравствуйте все.
Данная статья есть глава из книги Эдуарда Фукса "История эротического искусства". Глава "Средние века". Текст перевода 1914 года. К сожалению в сети ее нет. Поэтому выкладываю ее сюда ( в сокращенном варианте). Надеюсь многим она будет интересна и каждый найдет в ней что-то для себя. Может даже модель поведения на фестивалях. 8-)
Итак - мораль и нравственность рыцарства, простонародья, горожан и монашества ( взгляд из Германии).


«Нет более ошибочного представления об общественной нравственности средневековья, чем представлять наших прародителей какими-то особенно целомудренными и скромными. Наоборот, чем более грубыми и примитивными красками мы будем обрисовывать средневековую жизнь, тем ближе мы будем к действительности. И это совершенно естественно, так как Запад ведь только еще начинал выходить из первобытного состояния. Примитивным было решительно все, да и должно было быть. А примитивность в делах новой морали есть не что иное, как разнузданность. Половому инстинкту были положены лишь весьма скудные пределы.
Ширина духовного горизонта обусловливает сумму интересов. Поэтому чем шире горизонт, тем многообразнее прелести жизни. Чем уже он, тем скуднее возможности для человека изжить вполне жизнь. Эпоха, в которую подавляющее большинство людей не имело представления, находятся ли за несколько сот миль от них непроходимые лесные чащи, горы или реки,  в которую, короче говоря, человек был прикован к одному месту, - такая некультурная эпоха может, как мы уже показали выше, связать свои интерес и остроумие только с повседневностью, а такой повседневностью служат  всегда и повсюду грубо чувственные утехи. Поэтому жизнерадостность в примитивную эпоху есть не что иное, как грубое удовлетворение запросов желудка и полового инстинкта. Сюда же присоединяется, что в средние века жизнь каждого человека протекала в огромном большинстве случаев под гнетом чисто варварских законов. Непосредственная борьбаза существование была сурова, в ней не было никакой пощады и очень мало сострадания, - повсюду господствовали война и убийство. Жизнь отдельной личности стоила очень мало; сегодня живу, а завтра умру. На каждом шагу человека сторожила смерть. Сторожила на большой дороге, сторожила в образ вечного непримиримого врага у ворот города, сторожила в тесных и темных улицах. Такой жизни соответствовало, вполне естественно, безудержное наслаждение и пользование тем, что давала культура и природа в виде отдыха от жизнеопасных мучений повседневного существования; чем меньше преград видел перед собой человек, тем он был счастливее. Благодаря этому еда и питье превращались в разгул, эротика становилась грубым цинизмом, а остроумие – тяжеловесной сальностью.

[Margo]

Ну, не знаю, как все остальное, но то, что написано про средневековые танцы вызывает сильные сомнения. Я давно и серьезно занимаюсь реконструкцией танцев и вся инфа, которая попадалась мне, с этой совершенно не сходна. Так что, хочется либо попросить источники, либо сказать, что это лажа. :-)

[Dmitri iz Narva]

Доказательства этого имеются повсюду в изобилии, достаточно только обратиться к многочисленным источникам. Мы имеем много различных свидетельств в языке, в одежде, в частной и общественной жизни, в повседневных развлечениях, в религии, правовых возрениях и не менее того в литературе и искусстве. Во всем пульсирует грубость, точно истинное дыхание того времени, и притом почти без всякого заметного различия между вершинами и низинами общества, между церковью и миром.
Относительно чревоугодия в средние века господствовало абсолютное единодушие: есть и пить как можно больше и как можно дольше – таков был руководящий принцип. Крестины и свадьбы как при дворах владетельных князей, та и в домах богатых крестьян продолжались нередко целыми неделями, а иногда и месяцами. Какое количество еды и питья проглатывалось там в течении этого времени, самые точные сведения нам дают различного рода сообщения. Столы буквально ломились под тяжестью явств, и величайший обжора пользовался всеобщим уважением. Что же касается питья, то пить переставали не раньше чем большая часть симпатичной компании оказывалась под столом; и так продолжалось, как мы уже говорили, целыми неделями. До нас дошло несколько песенок: они подробно описывают разгул на крестьянской свадьбе. Эта страсть к обжорству и к питью, для которой натуральное хозяйство давало все нужные экономические предпосылки и полнейшую возможность, господствовала не только в средние века, но и сохранилась вплоть до XVI и  XVII веков. В сообщениях современников не раз приходится наталкиваться на описание бесконечных пирушек. В Цюрихе (Мой привет клубу БЕРН. Дмитрий из Нарвы) на ежегодном празднике на долю каждого человека в цеховых трактирах приходилось 16 кружек вина. Каким поклонником трезвенности кажется нынешней мюнхенец, страстный любитель пива! Торжеством умеренности и воздержания было уже , когда при дворе Эрнста Благочестивого в Саксен-Готе в придворном уставе определялось: «Для женщин к обеду по три кружки пива и вечером по четыре кружки.» Эта всеобщая невоздержанность в еде и питье была главным источником тяжеловесного и грубого остроумия.

С той же грубостью и с тою же невоздержанностью проявлялась в средние века и чувственность. Ранними и классическими документами грубо эротического настроения служат шесть христианских драм саксонской монахини Хросвиты, жившей около 980 года. Стремлением, руководившим этой монахиней в ее писательской деятельности, было желание отнять лавры у наиболее популярного в то время античного писателя Теренция. По тем понятиям это было возможно только при условии, если работа будет производиться по тому же рецепту, по которому языческий Теренций был обязан своей славой. И Хросвита настолько честна, что даже говорит об этом в своем предисловии: сладость выражения прельщает людей больше всего; поэтому-то она и решает подражать Теренцию, « чтобы, подобно тому как он рассказывает о развращенности безнравственных женщин, воспеть в пределах моих дарований похвальное целомудрие христианских дев». И она действительно добросовестно последовала испытанному рецепту. К числу главных моментов ее драм следует отнести сцены изнасилования, которому подвергаются христианские девушки; в пьесе «Каллимах» описывается даже осквернение трупа. То, что драмы монахини Хросвиты представляют несомненное свидетельство общественной нравственности того времени , а вовсе не плод экзальтированного воображения истеричной монахини, доказывается уже хотя бы тем фактом, что эти драмы в целях взаимной нравственной поддержки разыгрывались другими монахинями.

Чрезвычайно важным материалом для суждения об эротической грубости средневековья служат также некоторые места из «Парцифаля». Рыцарское общество, которое изображал великий реалист Вольфрам фон Эшенбах, по-видимому совсем не тяготилось какими-либо путами нравственности. Достаточно прочесть хотя бы то место , в котором описывается

[SkogTroll]

Margo , вот вам строфа из песни 16 века...

                        Такого дьявол не стерпел,
                        На танцы к вечеру поспел,
                        А там без всякого стыда
                        Господствует беспутство.
                             Нашел там черт все, что искал;
                        Он похоти рукоплескал;
                        Там хитрость, ревность, лесть, вражда
                        И прочее паскудство.
                             Там для болтливой суеты
                        Семь пятниц на неделе;
                        Отрава едкой клеветы
                        В душе и в грешном теле.
                        Там непотребство, блуд, позор...
                        И кто же черт, как не танцор?
                        На танцах в гнусной толчее
                        Он тешится доселе.

[Yrmegard]

Margo , я думаю, что тут всё решается проще. Описание относится к нижним слоям общества, тогда как записанные и изучаемые специалистами (и нами ;-) )танцы - к высшим слоям общества. Хотя подобного описания и мне раньше не встречалось.

Эдакое ощущение "желтой прессы" 19 века в противовес романтизму. :-)))

Вот и у меня подобное ощущение.

[Dmitri iz Narva]

посещение Гаваном замка короля Вергуласта. Гаван застает в замке сестру короля, девственную королеву Антиконию. Он просит ее разрешения поцеловать и сразу же отваживается на самую смелую и грубую ласку. Это весьма характерно. Рыцарь по отношению к королеве ведет себя так, как в настоящее время какой-нибудь грубый, неотесанный конюх, единственным аргументом которого может служить возбужденное состояние. Но очевидно, что рыцарь Гаван применил верный способ, так как девственная королева находит его аргументацию в достаточной мере убедительной: через мгновение она уже готова позволить сластолюбивому рыцарю то, чего он от нее добивается. То что до этого дело не дошло, объясняется исключительно приходом непрошенного свидетеля. Необходимо принять во внимание, что с первой же минуты переходящий от слов к делу Гаван является в поэме Эшенбаха образцом рыцаря.  А посему не будем и мы впредь обольщаться высокой моралью тогдашнего рыцарства. Важно тут то, что вышеописанная сцена не представляет собой, по видимому , ничего исключительного, а служит, наоборот, обычнейшей формой галантности. Придворная поэзия содержит множество доказательств этого: точно такие же сцены описываются и другими авторами. Жена горожанина редко обижается на своего пламенного гостя за такие конкретные проявления его любви. Если же рыцарь находится в дороге, то он положительно считает своим долгом оказать такую честь даме, которую охраняет. В одной поэме описывается, как королева Гиньевра села отдохнуть под липой со своим рыцарем. Последний чрезвычайно благовоспитан и просит у нее разрешения на такого рода ласки. Сначала она отказывает ему, но потом тотчас же дает разрешение. Само собой разумеется, что такого рода галантные ласки служат большей частью лишь введением к столь же грубому продолжению и что без такого продолжения дело обходилось в самых редких случаях. Когда Ланселот убивает Иверета, он увозит его дочь Иблис. Едва они отъехали с милю, как уже располагаются на «отдых» под липой. Многие плененные рыцари были обязаны своим освобождением из плена тем радостям, которые доставили женам взявших их в этот плен. По описаниям поэтов и хроников, настойчивость женщины иногда даже больше, чем мужчины. Владетельница замка охотно сменяет ложе подле мужа на ложе подле гостя-рыцаря; оказаться при этом  негалантным кавалером для него почти всегда гораздо опаснее, чем проявить всю свою рыцарскую доблесть. Можно было бы привести бесконечное множество примеров, так как история культа любви (“Minnedienst”) представляет собою сплошную цепь таких приключений, сплошной и обширнейший комментарий самой грубой эротики. Такая половая мораль коренилась в экономических условиях тогдашней придворно-аристократической культуры и в неприкрытой еще никаким флером основе брака, который у господствующих классов был только простой условностью. Если поэтому мы должны внести какие-либо поправки в традиционные описания этой эпохи, то прежде всего  относительно мнимого целомудрия женщин. Нас убеждает в этом всякое мало-мальски серьезное изучение эпохи. Вспомним хотя бы изобретение этого века, пояс целомудрия, или Венеры, и те логические следствия, которые сами собой явствуют из его широкого распространения.


Решающим для моральной оценки этого изобретения является вопрос: при каких условиях половая неприкосновенность женщины могла быть обеспечена? Ответ не представляет никаких трудностей, так как он чрезвычайно прост и очевиден. Тем не менее ответ этот в той форме, как его давала до сих пор традиция, несомненно ошибочен. Традиционное мнение полагает, что рыцарство прибегало к помощи этих железных или серебряных поясов затем, чтобы охранить женщину от грубого насилия в те периоды, когда муж на долгое время отлучался из дому, отправлялся в крестовый поход или же когда женщина отправлялась куда-нибудь в дальний путь. Если бы это мнение было  правильно, то даже с точки зрения нашей современной половой морали было бы очень трудно возражать против такого пользования поясами целомудрия. Но мнение это,

[Leiv]

Margo , вот вам строфа из песни 16 века...

Это Ганс Сакс написал. У него там таких тем до х.ена.

[Sterkrig]

Довольно банально — а вдруг истина где-то посередине?

[Sterkrig]

Сам же пишет о ненадёжности оных поясов... Да ювелиров и кузнецов в ту пору наверное не существовало и починить пояс было практически невозможно… Налицо условность данного предмета – это символ а не оплот.

Тов. Рафаэль, здесь вы, по-видимому, не почувствовали идеи. Насколько понял я, сломать пояс легко, починить — невозможно (тогда), если очень грубо. Соответственно, "возвращается муж из командировки" и видит, что пояс-то и сломан. Отсюда следствие — б...ь. Логично?

[Dmitri iz Narva]

несомненно, ошибочно, ибо для того, чтобы предохранить женщину от изнасилования, этого пояса было, конечно, недостаточно. Разбойничьим рыцарям, нападавшим на проезжавших женщин. Или врагам, которые ворвавшись в замок, насиловали женщин, такой пояс служил самым ничтожным препятствием. В сильных руках рыцаря, который в тяжелом панцире справлялся с турнирным копьем, серебряный замок такого пояса был шелковой ниткой, которую он шутя мог порвать. И насчет этого рыцарское общество едва ли сомневалось и само, так как , чтобы понять это, достаточно простой сообразительности. Если же тем не менее рыцари заставляли своих жен надевать пояса целомудрия, то цель у них была совершенно другая. Пояс должен был служить помехой случайному, возможному на каждом шагу совращению его жены. Рыцарь знал себя и себе подобных, знал, что перед ними не устоять никакому целомудрию женщины. Но в то же время он знал не только себя и себе подобных, - он знал и свою жену. Он знал, что сопротивление его жены совратительным попыткам какого-нибудь симпатичного гостя не будет чрезмерно серьезным и что она очень охотно согласится осчастливить его своей благосклонностью, если только он сумеет искусно воспользоваться удобной возможностью. От таких случайных измен и должен был охранять пояс Венеры, и, действительно, некоторой охраной он все-таки служил. Смятое платье можно было разгладить, сломанный же замок пояса починить было очень трудно, даже если супруг и отсутствовал в течении весьма долгого времени. Употребление пояса Венеры было, таким образом, до некоторой степени и охраной женщины от самой себя. Но именно благодаря
этому пояс целомудрия и служит вернейшим доказательством господствовавшей в то время дикой, разнузданной эротики.

Когда в город приезжал какой-нибудь могущественный король или император, то граждане торжественной процессией выходили к нему навстречу. Впереди этой процессии шло несколько «прекрасных женщин», которые простоты ради были украшены всего лишь … красотой своего обнаженного тела. То были красивейшие из «веселых девиц», какие были только в публичных домах города; они-то и составляли нагую свиту высокого посетителя. Так обстояло дело еще во времена Дюрера, как мы узнаем из письма, которое он написал домой о въезде императора Карла V в Антверпен. Когда высокий гость и его свита освежались после трудностей пути явствами и вином, то первым делом заботливых отцов города было бесплатно предоставить в их распоряжение всех « веселых девиц». Большего удовольствия они, по-видимому, не могли и придумать для гостя. Плату женщинам город принимал на себя. Это тоже было обычаем в течении долгого времени, как о том свидетельствуют многочисленные исторические источники. В 1414 году император Сигизмунд открыто поблагодарил магистрат города Берна  (Мой привет клубу БЕРН.  Дмитрий из Нарвы) за то, что тот предоставил его свите бесплатное посещение публичных домов города в течении трех дней. В 1434году улицы Ульма специально освещались по случаю того, что Сигизмунд или его свита отправлялись в «веселый дом». Отсюда явствует, что общественная нравственность того времени вполне допускала, чтобы «веселые девицы» развлекали высоких посетителей города.

Такой же Грубо эротический характер носит и «награда за турнир», чрезвычайно широко распространенная. Если в настоящее время победителя на состязании прельщает золотой кубок, то тогда его нередко ожидала прелестная «веселая девица», которую магистрат города выбирал из обитательниц публичных домов, - она служила наградой победителю. Нам известна еще одна феодальная форма награды за турнир в ту эпоху. Если терпел поражение рыцарь какой-нибудь дамы. То она вскоре становилась любовницей победителя; Она находила вполне в порядке вещей, что должна подарить победителю благосклонность, из-за которой только что боролся побежденный. Из «Парцифаля» мы знаем, что дама, поклонник которой был побежден, без всякого зова явилась ночью к победителю. Более грубое и примитивное понимание эротической

[SkogTroll]

кстати, картин с весьма веселым и забавным совместным купанием тоже хватает...

[Dmitri iz Narva]

Уважаемая Margo.
С доказательствами сложно.  Если точнее у меня их просто нет. В книге использованные источники не указаны.              
По танцам единственно что могу, это предложить вот такие рассуждения.  Французский фильм "Королева Марго". Режиссер Клод Берри. Это тот где Изабель Аджани играет.  
Сцена свадьбы Марго и Генриха Наваррского. Там показан танец подобный описываемому выше.  Отлично знаю что фильм не доказательство. Тем более что про него я слышал, что этот фильм вообще полная стилизация.
Но, надо полагать,  у французов были какие-то основания поставить именно его в эту сцену. Но какие ?  Увы . Узнать это не могу.

[Dmitri iz Narva]

По моему тут все проще.  Отдавать пояс на починку, это риск огласки.  Так что даже если починят как следует, через несколько дней об этом вся округа знать будет.   И муженьку обязательно какая-нибудь "добрая душа" капнет.

[SkogTroll]

Rafael , простите, но большинство ваших аргументов из серии "а теперь нравы ничуть не лучше".  пока что мы пытаемся установить достоверность этой информации,  а уж давать оценки ей будем несколько позже...

Margo , как бы то ни было, но некоторые пункты- как например блуд в местах помывки, вроде как не противоречат аутентичным источникам, да и вроде как указанные рыцарские романы тоже содержат те самые примеры поведения...

[SkogTroll]

кстати, о поясах верности... мне попадались пока что только достаточно прочно выглядящие модели из железа... на первый взгляд без ключа- только напильником....

[Idot]

SkogTroll
и как в них какать?
- явно подделка

[Dmitri iz Narva]

морали трудно себе и представить. Но все это лишь доказательство того, насколько мало была развита в то время индивидуальная половая любовь. Поэтому-то все это служит иллюстрацией к тому, о чем мы говорили в начале книги: что такая эротика как нельзя более точно соответствовала высоте тогдашней культуры. Иначе, «лучше» отношения в то время не могли складываться, так как слишком примитивен был еще механизм тогдашней морали.

Духовная пища придворно-аристократических кругов служит тоже неопровержимым доказательством грубо эротического характера времени: всевозможные фаблио (французская стихотворная городская сатирическая повесть. РЕД.) и комедии слушались с величайшим вниманием как мужчинами, так и женщинами, хотя главнейшим их содержанием были эротические похождения самого сомнительного свойства.

То, что нравы среднего сословия и крестьян при тех же условиях грубой неразвитой культуры были также весьма далеки от всякого целомудрия и скромности, и то, что они отличались еще большей откровенностью и еще большей примитивностью, - это опять-таки представляется внутренней необходимостью средневековой культуры. Для иллюстрации этого положения достаточно немногих примеров.

Народные увеселения служат во все времена наилучшими показателями состояния общественной нравственности. В течении всего средневековья излюбленнейшим развлечением народа, и средних классов и крестьян, служили танцы, - им посвящались все часы досуга. Главная прелесть средневековых танцев состояла в том, чтобы как можно выше поднять даму и кружиться с ней до упаду. Это означает: чтобы прослыть хорошим танцором, нужно стараться танцевать так , чтобы юбки у дамы взлетали выше головы. Основная цель, конечно, ясна: по возможности более непристойное обнажение танцующей женщины перед глазами всех зрителей. Однако выражение «непристойное обнажение»нужно понимать правильно; все дело было в том, что именно обнажалось при этом. Что речь тут шла не о какой-либо невинной шутке, явствует из общего отношения всего средневековья к частичному обнажению. Видеть грудь или икры женщины никого бы не прельстило. Об удовольствии, с которым женщины предоставляли свои скрытые прелести взглядам посторонних во время танцев, сообщают многие писатели этого периода, а также и эпохи Ренессанса.

Весьма характерно, а впрочем , и не менее логично, что такая утонченная форма обнажения женщины была в большом ходу и в кругу аристократии. Доказательством этого служит излюбленная среди знатных дам игра в «опрокидывание». Сохраняющийся в Германском музее в Нюрнберге ковер, относящийся к XIV веку, содержит изображение, которое может дать нам представление о таком средневековом развлечении. Речь идет о комическом турнире между мужчинами и женщинами. Игра состоит в следующем: дама садится на спину мужчины, стоящего на четвереньках. Другой мужчина стоит пред ней. И он и она поднимают одну ногу и, толкая друг друга, стараются повалить, опрокинуть. Так как женщина сидит на спине мужчины на четвереньках, то упасть она может только назад, т.е. попасть в самое беспомощное положение. Если мужчине удавалось таким образом вывести даму из равновесия, то он и считался победителем; общее одобрение и удовольствие было тем более, чем искуснее удавалось так повалить противницу, чтобы она при этом обнажилась. Конечно, из самолюбия женщина хотела все-таки победить. Но сама сущность игры, несомненно, вызывалась помимо сластолюбивого желания мужчин также и тем удовольствием, которое доставляло женщине случайно показать свои скрытые прелести взглядам поклонников. Это следует также из того, что мужчины, считавшиеся наиболее искусными «опрокидывателями», были и излюбленными партнерами в этой галантной игре … Что это отнюдь не наше предположение, явствует из

[Sterkrig]

Никоим образом не претендуя на компетентность в данном вопросе, всё же считаю, что сведения, изложенные в этой книге, более правдоподобны, нежели всякого рода рыцарская куртуазность людей, относительно недавно вышедших из варварства. Причом, мне кажется, что смена различных племенных кодексов (условно говоря; подразумеваются разные гейсы, табу и проч.) на христианскую мораль должна была породить смуту и разброд подобного рода.
Кстати, может быть, возмущение Марго вызвано несовпадением периодов, имеемых в виду? Всё же XVI и XI века (для примера) — далеко не одно и то же... Возможно, имеет смысл обозначить временные рамки.

[Rafael]

Благодаря этому еда и питье превращались в разгул, эротика становилась грубым цинизмом, а остроумие – тяжеловесной сальностью. Доказательства этого имеются повсюду в изобилии, достаточно только обратиться к многочисленным источникам. Мы имеем много различных свидетельств в языке, в одежде, в частной и общественной жизни, в повседневных развлечениях, в религии, правовых возрениях и не менее того в литературе и искусстве. Во всем пульсирует грубость, точно истинное дыхание того времени, и притом почти без всякого заметного различия между вершинами и низинами общества, между церковью и миром.

Какие источники? Где ссылки?

В сообщениях современников не раз приходится наталкиваться на описание бесконечных пирушек. В Цюрихе (Мой привет клубу БЕРН. Дмитрий из Нарвы) на ежегодном празднике на долю каждого человека в цеховых трактирах приходилось 16 кружек вина. Каким поклонником трезвенности кажется нынешней мюнхенец, страстный любитель пива! Торжеством умеренности и воздержания было уже , когда при дворе Эрнста Благочестивого в Саксен-Готе в придворном уставе определялось: «Для женщин к обеду по три кружки пива и вечером по четыре кружки.» Эта всеобщая невоздержанность в еде и питье была главным источником тяжеловесного и грубого остроумия.

Интересно автор задавался вопросом о том, насколько алкогольным было средневековое пиво и можно ли его отождествлять с современным? И знал ли он о том , что в разгул чумы люди боялись пить воду и посему предпочитали вино и эль?
Помниться, если мне не изменяет память Ричард Львиное Сердце назвал Эрцгерцога Австрийского «пьяным дураком» резко осуждая пристрастия к чревоугодию и выпивки благородного дворянина.

[sasa]

Джентельменам и дамам можно посоветовать почитать, например, Дельбрюка, у которого описывается выступление городского полчения швейцарцев (опять они!!!!!). "Веселые девицы", оплаченые магистратом (!!!), упоминаются сразу после перечня командного состава.

Что касается "поясов верности", то это их название, как и теория о использовании в случае долгой командировки супруга, которая смакуется здесь, происходит аккурат из романтических заблуждений 19го века. Даже знаний анатомии из школьного курса должно хватить, чтобы понять, что такую вещь невозможно носить без последствий для здоровья дольше, чем несколько дней.